Более 100 лет назад Александр Николаевич Бенуа в тексте «Живописный Петербург» призывал художников увидеть и вдохновенно изобразить красоту Северной столицы. Работы Лансере, Остроумовой-Лебедевой, Добужинского и самого Бенуа запечатлели уникальный характер набережных, проспектов и площадей начала XX века в городе на Неве, сформировав в российской культуре представление о том, что мы сегодня называем «петербургским стилем». Ленинградский же и постсоветский периоды дополнили тот визуальный ряд новыми произведениями, а сама здешняя застройка приобрела иные, еще не до конца исследованные черты. Проект «АРХИКАДР-III. Петербургский дом» посвящен изучению эстетической специфики этого многоликого, но в то же время неизменного города.

Выставка является продолжением проектно-исследовательской лаборатории «Петербургский стиль в архитектуре и дизайне», организованной издательским домом «Балтикум» и Фондом поддержки инноваций и молодежных инициатив Санкт-Петербурга весной 2025 года. Один из результатов работы лаборатории – список архитектурных объектов Северной Венеции, оцененных в качестве образцовых экспертами из профильных сфер. «АРХИКАДР-III» продолжил это исследование, но уже при помощи искусства фотографии.

Первым этапом проекта «АРХИКАДР-III. Петербургский дом» стал открытый open call для фотографов и представителей других творческих профессий. Задача участников состояла в том, чтобы не только продемонстрировать свое владение искусством композиции и колористики снимка, но и самостоятельно поразмышлять о специфике и характере архитектуры города на Неве, предложив пять зданий в качестве образцов «петербургского стиля». На первом этапе было подано 30 заявок. В результате экспертный совет выбрал 10 финалистов, среди которых в дальнейшем были распределены 10 объектов для съемки, наиболее популярных среди предложений первого этапа.

В ходе второго этапа финалисты создали серии фотографий «петербургских домов», а также выполнили текстовое задание, поделившись размышлениями о «петербургском стиле» и о предмете своей съемки. Для экспозиции в галерее «Точка» было выбрано по две фотографии из каждой серии: эти снимки образуют диптихи, посвященные тому или иному архитектурному объекту.

Что такое дом? В первую очередь – жилище. Постройка, предназначенная для обитания. Впрочем, в широком смысле домом можно назвать любое здание: от храма до бизнес-центра. Еще шире: дом – вместилище чего-либо. Есть у этого слова и другое – устаревшее – значение. Дом – как «род» или «династия».

Конечно, среди объектов, вошедших в экспозицию, можно увидеть несколько жилых зданий. Тем не менее, в проекте «дом» трактуется как здание в принципе. Более того – как вместилище петербургской идентичности. В целокупности эти здания формируют единый петербургский «Дом», – в последнем, династическом понимании слова. То есть архитектурное семейство, ведущее свой род от скромного деревянного домика Петра.

Как родственники, принадлежащие к разным поколениям и «ветвям» одного и того же семейного древа,могут быть совершенно непохожими друг на друга, но обладать общими генами, так и здания, формирующие «Петербургский Дом», очень разные: по функции, стилю, возрасту. 

На первый взгляд подборка сооружений, выбранных участниками проекта, кажется скорее случайной. Здесь есть иконические постройки: Исаакий и Казанский. Но где, к примеру, Петропавловка, с чьим силуэтом наш город ассоциируется у мировой общественности? Все три доходных дома тоже кажутся выпавшими из колоды эклектики-модерна-неоклассики. С таким же успехом там мог появиться дом Лидваля на Каменноостровском или дом Иофа на Пяти углах. Почему именно «Зингер», а не Елисеевский магазин или универмаг «У Красного моста», в целом понятно: облик здания врезается в память благодаря силуэту с башенкой и расположению на углу Невского проспекта и канала Грибоедова. 

Впрочем, с постройками советского периода дела обстоят логичнее. Первый жилой дом Ленсовета за авторством Левинсона и Фомина – бесспорный образец позднего ленинградского конструктивизма, наследующий традиции дореволюционной петербургской архитектуры. А услышав словосочетание «ленинградский модернизм»,мы и правда представляем себе приморские «Дома на ножках» и «факел» ЦНИИ РТК.

Про Петербург часто говорят: «Город важнее суммы зданий». Иначе говоря, выдающиеся доминанты не работают без качественной рядовой застройки, призванной связать эти акценты в город-ансамбль. В экспозиции же оказались лишь уникальные здания, тогда как более скромная городская «ткань» ускользнула от внимания фотографов. Да и саму «петербургскость» ряда выбранных зданий можно поставить под сомнение. 

В статье «Живописный Петербург» Александр Бенуа призывает художников не только запечатлеть красоту Северной столицы, но и выступить своего рода цензорами, защищающими чистоту образа: «Хотелось бы, чтоб художники полюбили Петербург и, освятив, выдвинув его красоту, тем самым спасли его от погибели, остановили варварское искажение его, оградили бы его красоту от посягательства грубых невежд, обращающихся с ним с таким невероятным пренебрежением, скорее всего потому только, что не находится протестующего голоса, голоса защиты, голоса восторга».

Многие здания, вошедшие в подборку«петербургских домов», в свое время называли градостроительными ошибками. Даже Исаакиевский собор Монферрана – признанный символ архитектуры Северной столицы. Его ругали за вторжение в «небесную линию» и дразнили «чернильницей» за громоздкую монументальность. «Как все это ординарно, казенно, в общем расположении. Как все это пóшло в отдельных формах. Богато и безвкусно, – приходит в голову каждому зрителю», – писал художественный критик Владимир Стасов. Впрочем, почитаешь Владимира Васильевича – у него всё на свете «ординарно», «безвкусно» и «казенно» (к примеру, в статье о венской Всемирной выставке 1873 года слово «ординарно» употребляется двенадцать раз, «безвкусно» – восемь, а «казенно» – четыре). К порицанию Исаакия присоединился и Карл Брюллов – автор росписи под куполом собора: «Зачем эта мрачная масса в нашем мрачном климате… Белый, с золотыми маковками букет к небесам был бы лучше». Тем не менееиз сегодняшней перспективы представляется, что массивные сферические купола на западный манер соответствуют характеру «окна в Европу» больше, чем русские луковичные главки.

Спустя полвека критики напали на другое здание – дом компании «Зингер», построенный Павлом Сюзором. Из-за купола с глобусом здание нарушило высотныйрегламент. Кроме того, вопросы вызывало его соседство с Казанским собором: вычурный абрис и многообразие деталей отвлекают внимание от храма. Поэт Григорий Иванов и вовсе называл дом компании «Зингер»«монстром». 

Неоднозначная реакция критиков сопровождала и «Дом с башнями» на Архиерейской (сегодня – Льва Толстого) площади. Действительно ли эта «крепость» выражает «гений места» Петербурга? Не лучше ли ей приземлиться куда-нибудь поближе к лондонскому Тауэру? С другой стороны, разве можно представить Петроградскую сторону без этого чуда?

Про еще одно спорное здание и говорить излишне – оно все равно не услышит нас со своей высоты. Может, его зеркальная оболочка – своеобразный «щит», отражающий критику? Нравится нам это или нет, но «Лахта Центр» стал неотъемлемой частью петербургской панорамы. 

​Получается, что «петербургский дом» – уникальное, новаторское, смелое здание. Архитектурный феномен. Возможно, его приняли не сразу. Или до сих пор продолжают осуждать. Но вопреки (или благодаря) своей скандальной славе, это здание было и остается символом Петербурга. Если вдуматься, похожая судьба – у самого города. «Быть ему пусту» и «Питербурху пустеть будет», – гласят мрачные пророчества, известные еще со времен основания нашего города (первая фраза прозвучала в показаниях царевича Алексея Петровича на следствии вфеврале 1718 года, вторая – из уст диакона Петровскойцеркви Святой Троицы в декабре 1722-го). «Петербург построил Сатана», – писал Адам Мицкевич в 1832 году. Тем не менее – оглядитесь по сторонам. Город не просто выстоял, но и стал символом российской культуры.

***

​Фраза «приоритет градостроительства над архитектурой», которую также можно часто услышать в адрес Петербурга, означает, что половина эффекта, производимого архитектурной доминантой, достигается благодаря ее расположению в городском контексте. Откуда это здание видно? Как мы к нему подходим? Как оно взаимодействует со своими соседями? Но на снимках мы видим в основном детали, фрагменты, текстуры. С одной стороны, такое внимание к мелочам похвально. Петербургу всегда было свойственно высокое качество архитектуры, проявленное в каждом кронштейне, каждой плиточке. Все эти детали притом умело собраны в цельные «гезамткунстверки». В отсутствие общих планов такая согласованность частностей прослеживается далеко не во всех выбранных зданиях. В экспозиции разрозненные элементы различных построек собираются в этакого монстра Франкенштейна, с куполом Казанского, башенками Розенштейна – Белогруда и зингеровским орлом. Это ли петербургский дом? 

​С другой стороны, подобная фрагментарность может быть трактована иначе. Петербург – город мистический, с самого начала обладавший свойствами не то миража, не то сновидения. А сны нередко отрывочны и бессвязны. То ты блуждаешь в лабиринте колоннады Казанского, любуясь игрой света в каннелюрах, то пересчитываешь ангелов на барабане Исаакия.

​Петербургу свойственно казаться старше, основательнее, серьезнее, чем он есть. Как мальчишка, нацепивший шинель и фуражку старшего брата, Петербург вслед за европейскими городами одевается в барокко, классицизм, ампир… Казанский и Исаакиевский соборы неискушенному зрителю могут показаться современниками собора Святого Петра в Риме. Так и было задумано. А потому выбор аналоговой монохромной фотографии в цифровой век очень подходит для передачи идентичности нашего города.

​В фотографиях каждого здания чувствуется свой подход, характерный именно для этой эпохи, этого стиля. Так, сосредоточиться на плитке, снимая именно дом Бака,– тоже логичный шаг, учитывая, какое внимание в последние годы уделяется метлаху. При работе с конструктивистским произведением Левинсона и Фомина применена ракурсная съемка. На одном из кадров Лахта растворяется в синем тумане, словно город сам пытается спрятать непривычное для него стеклянное здание.

Отдельно скажем о снимках Дома городских учреждений. Эклектизм и мифический декор, созданные Лишневским, оказались подходящим материалом для продолжения линии, которая задана петербургской городской фотографией конца XX века. Да и на уровне композиции легко провести параллели с двумя фотографами, во многом сформировавшими современное представление о характере Петербурга. Кадр из окна – характерный прием Бориса Смелова. Таким образомоказывается выявлена и подчеркнута двойственность натуры Петербурга. «Парадная» башенка соседствует с «непарадным» мутным стеклом и потрескавшейся краской. Общее – частное. Нарядное – исподнее. На другом кадре мы смотрим снизу вверх на двор этого дома. Вспоминается кадр Владимира Антощенкова в том же дворе, – правда, снятый фишаем и чуть с другой точки.

Так что же такое «петербургский дом» (во всех перечисленных в начале текста смыслах)? Отвечая на вопрос о «петербургском стиле», авторы работ зачастую использовали отрывочные, нередко взаимоисключающие, образы – так же, как на самих фотографиях.

Соберем их вместе. 

Размеренность. Уют. Спокойствие. Броскость. Фриковатость. Дерзость. Камерность. Текстура. Система. Сырость. Тишина. Лирика. Крыши. Дворы. Пауза. Арки. Русты. Сетка улиц. Стройность. Воздушность. Рябь фасадов. Регулярность. Единство стиля. Внимание к контексту. Ощущение течения времени. Сложный колорит. Мрамор. Гранит. Бронза. Строгость. Традиционность. Возвышенность чувств. Творческий поиск. Нахождение вне времени. Ансамблевость. Мифологичность. Цельность. Сочетание архитектурных противоречий, объединенных гением места.

Марина Рейзберг